— Короче, если с самого начала, то дело было так. Мы тогда с Дэвидом и Люси пошли в зоопарк.
      — С кем, с кем?
      — Всё с тобой ясно, — сказал я. — Ты и их не помнишь.
      Я достал из кармана фотку.
      — А, это вот это твоя эта... Девчонка?
      — Да нет же, блин! Это Люси Ярсон. А это Дэвид Вейнер. А это я. В смысле — ты. Себя-то узнаёшь?
      — Ну узнаю, — подозрительно прищурился Жора.
      — А она вот, — я достал ещё одну фотку. На ней была девушка с микрофоном.
      — Д-да, ничего...
      — Возьми себе обе. Возьми, я говорю! Как ты иначе будешь ориентироваться на всей территории?
      — На какой территории?
      — На всей территории. Ну, то есть... Я, например, не знаю, о чем ты думаешь. Ты не помнишь то, что я помню. И значит, чтобы на всей территории ориентироваться, надо обмениваться информацией как-то... Ладно, это не важно пока. Короче, пошли мы...
      — Тебя как зовут-то?.. — произнёс Жора с такой интонацией, с которой говорят «идиот».
      — Юра. Пошли мы, короче, с Диманом и Люси в зоопарк. Вот. А её я ещё в троллейбусе заметил, когда мы туда ехали. Когда я буду говорить «я», я буду подразумевать «мы». Ведь мы же тогда с тобой были одним организмом. Имей это, пожалуйста, в виду. Ну вот, и она мне сразу... Ну, понимаешь? Ну, глаза такие у неё... Блин, ну волосы, прямо как я не знаю, блин, ну, вообще, такое необычное, блин, красивое, короче, ну, лицо и вообще, короче, блин, как это как... Блин...
      — Ну чё ты всё «блин» да «блин»! Ты нормально скажи, по-русски! Или по-английски, — усмехнулся Жора.
      — Свит кэнди.
      — А, ну... — Жора посмотрел на фотку. — Тут я с тобой согласен.
      — Ну вот, оказалось, что они тоже в зоопарк. Ну, она была с мамой — с папой, и сестрёнка ещё маленькая... Короче, мы за ними ходили по всей территории. Зоопарка, в смысле. Причём, не специально, а как-то так само получалось, что я не терял её из виду. На ней был интересный обтягивающий костюм — под цвет шкуры леопарда. И она так привлекательно смотрелась в нем, что я не знаю... Блин... Ладно, короче, не важно. Кстати, это Диман назвал её Пантерой. В общем, так мы гуляли там часа два, взяли чипсов, колы. Диман с Люсей ещё прикалывались, как бы бегемоту кинуть в пасть штук сто упаковок чипсов. Невскрытых, естественно. Ну, потом, после бегемота пошли там всякие страусы... Да! Тапир там был, с таким длинным-предлинным, до самой земли...
      — Так, Юра. Тапир, страусы — это всё здорово, я понимаю, но давай ближе к делу всё-таки.
      — Так я и ближе к делу. Короче, допили мы пиво, возвращаемся обратно, мимо страусов опять, и там стоит такой комплекс всякого добра: ларьки разные, игровые автоматы...
      — Подожди, там же бегемот был?
      — Это раньше там был бегемот, а теперь там игровые автоматы.
      — Как это так может быть?
      — Хм... Не задумывался. Возможно, когда мы отошли, пространство как-нибудь извернулось... Да нет, скорее всего, это мы, наверное, немного не туда... Уф-ф, дался тебе этот бегемот... Аж жутко стало... — я на мгновение задумался и вспомнил точно: — Да, так и есть. Бегемот — это немного там, а ларьки — вот...
      — А где...
      — Ну как я тебе объясню? Внутреннюю карту надо иметь. Я вообще всегда запоминаю местность в виде карты. Очень полезно: жутко помогает ориентироваться на всей территории — никогда не ошибёшься.
      — Да нет, Пантера твоя где?
      — Ну где — в голове... А, в смысле — Пантера? Она как раз — смотрю — стоит с микрофоном и поёт под караоке — ну, там караоке ещё было. Что-то есть в ней такое, итальянское... Ты не представляешь себе, какой у неё голос! Это как бы тебе... Как же, как же... Блин...
      — Да верю я тебе, верю! — раздражённо и ехидно прервал меня Жора. — Не надо, не начинай опять! Ты бы тогда вот взял бы и познакомился с ней. Спел бы с ней, что ли!
      — Диман мне, кстати, то же самое говорил, — ответил я. — И я даже решился. И, по-моему, даже пошёл к ней. Но на полпути я увидел, что у заграждений стоит Джон Блин и подзывает меня. Ну, я подошёл...
      — А это ещё что за сухофрукт?
      — Джон Блин — ну он такой... Самое обидное, что я-то его знал! Не скажу, чтобы он был мой самый близкий друг, но... Ты его, короче, узнаешь, если увидишь... Ну вот, и начал он мне заяснять, чтобы, значит, я не лез не в своё дело, не моего ума, дескать. Нефиг к ней клеиться, типа. Пантеру, кстати, зовут Кэтти. Я ещё подумал: «Свит Кэтти». И, короче, мы с ним поругались — он уже злой такой стоит. И говорит, что, дескать, если я не трус и всё такое, то он меня, типа, на дуэль вызывает, вроде как. И место назвал, где будем разборки устраивать — возле Зиккурата — ну, знаешь, где Зиккурат? Чтобы я вечером приходил, сказал. И ушёл. И ты прикинь, какой гад — из-за его болтовни я не заметил, когда Пантера ушла! Даже не зафиксировал на внутренней карте... Кстати, на внутренней карте у меня написано — прикинь! — «пан терра»! Ну, это значит «вся земля», «вся территория». Прикинь, да?!
      — Ну и что?
      — Как — что?! «Пан терра» написано на моей карте!
      — Ну и что, что?
      — Не понимаешь... — огорчился я. — Я, правда, тоже не понимаю...
      — Ну ладно, — сказал Жора. — А дальше-то что?
      — Всё, как видишь...
      — Как это — всё? Ты мне зачем это всё рассказывал, я не пойму?
      — Ты что, и теперь не помнишь? — удивился я.
      — Нет, с чего бы? — ухмыльнулся Жора.
      — Вообще-то, да... — вздохнул я. — Ну, слушай дальше. Вечером я пошёл к Зиккурату. Потому что теперь только Джон Блин ещё как-то мог помочь мне найти Пантеру. Он действительно сидел там — недалеко от шоссе, в овраге, в сырости и комарах, злой, хмурый. «Ну что, — говорит, — один из нас теперь должен умереть». Я смотрю, а у него там валяется какой-то странный инструмент — не понять, на что похожий. Топор на двухметровом топорище — что-то вроде того. Только сам топор — он не плоский, как обычно, а перекрученный как бы вокруг себя. Как бур, что ли? Как винт Архимеда, только всё-таки как топор при этом. Я говорю: «Знаешь, давай без этого. Давай по-человечески поговорим. А то что же — если я тебя убью, то не знаю, как потом жить буду. Я никогда никого не убивал. С другой стороны — сам я умирать тоже не хочу, я не готов к этому». А он говорит: «Тогда монету бросим. Если орёл — я тебя на фиг прибью и всё. Ну а если решка — тогда ты мне по башке долбанёшь». И топор мне протягивает. А другой рукой подбрасывает монету. Я ещё сообразить ничего не успел, а он тут хватается за топорище второй рукой, размахивается и прямо мне по темени — хрясь! Топор, видать, острый у него был — я так ничего и не почувствовал. Моментально на две части развалился. Так вот, одна часть — это я, я так себя и чувствую, как «я». А другая — это ты. Нас просто раскололи на два куска.
      — Так не бывает, — сказал Жора после паузы, но не очень уверенно. — Бред полный.
      Я ответил:
      — Не может быть сомнений, что ты — это ты, а я — это я. Когда я пришёл в себя, Джона Блина уже не было — смылся. А ты как раз встал и пошёл куда-то. Я тебе ничего сказать не мог в тот момент, да ты бы ничего и не услышал. Мы же оба были как оглушённые. А теперь я догадываюсь: это ты вызвал «скорую». Ну не Джон же Блин!
      — «Скорую» я, в принципе, мог вызвать сам себе, — сказал Жора. — Хотя я это не очень помню... Но ты-то тут причём всё-таки?
      — Ну... Да блин, хотя бы фотка вот эта с твоей рожей! С моей, то есть. Она же — вот! Откуда она, по-твоему? Фотка-то есть!
      Жора задумался.
      — Ну и что... — наконец выдавил он.
      — Фотка есть, — повторил я.
      — Ну и что, что? Что из этого, что она есть?! Это разве аргумент? Может, она только для нас с тобой есть, а на самом деле её нет!
      — То, что есть для тебя, есть и на самом деле!
      — С чего бы вдруг?
      — А как же иначе! Что тогда вообще есть «на самом деле»?
      — Да погоди ты, философ! Я просто говорю, что то, что есть для нас, — не факт, что есть для других. Ты же сам говорил, что каждый видит не всю территорию. Правильно же?
      — Правильно, — сказал я. — Один может не видеть того, что видит другой. Но уж если он видит что-то, то оно действительно есть. Независимо от того, видит другой это или нет.
      — Это почему же?
      — Ну территория-то одна! Земля-то одна! Для всех! И не может такого быть, чтобы что-то было, и его одновременно не было. Хвост ведь — он или есть, или его нет.
      — Да как это можно разрубить человека напополам и получить двух целых людей?! — заорал Жора. — Ну ты покажи мне, как?!
      — Ну что ты от меня хочешь? Ну не знаю я! Не видел со стороны, снаружи. Самому интересно, что ты... Но вот бактерии же делятся на две части и остаются целыми... Не знаю...
      — Но ведь мы с тобой совсем не похожи. А должны тогда уж, по логике-то!
      — Ну не знаю, не знаю. Как видишь, не обязательно.
      По лестнице к нам поднимался Джон Блин. С перевязанной головой, весь дёрганый какой-то, будто даже частично парализованный — я не понял, почему он такой. И незаметно исчез. Пропал куда-то.
      Жора действительно сразу узнал его.
      — Сигареты не будет? — спросил Джон Блин.
      — Сигарету тебе, ага?! — рявкнул Жора, нахмурившись. — После всего!
      — После чего? Я-то тебе чего сделал?
      — Топором по башке — вот чего! Мало не показалось!
      — Ты совсем идиот или прикидываешься?! — завопил Джон Блин. — Топором по башке — это мне, вообще-то, от тебя прилетело! Видишь, что получилось! В дурдом нас обоих! У меня-то и правда крыша съехала — мозги последние выбил. А тебя, видно, за компанию. Как невменяемого, — злорадно оскалился Джон Блин. — Перепугался, наверное, истерику закатил...
      — Ну, ты сам же этого всего хотел... — буркнул Жора. — Куда?!!
      Неожиданно Жора сориентировался на всей территории, где он находится. Лестничная площадка между вторым и третьим этажом. Ниже коридор и палата 202. А всё это — трёхэтажный корпус психушки. А вокруг — территория и контур — забор. А вокруг него — роща, и дальше — город. А там — целая куча деталей. Зоопарк, например. «Свит Кэтти, блин! Джон, блин! — подумал Жора. — А, вот почему Джон Блин!..»
      — Ю... Юра! — позвал Жора.
      Рядом стоял какой-то мужичок.
      — А ты — то по-русски, то по-английски. Забавно! — сказал он.
      Мужичок курил «Беломор». Странно: на пачке почему-то была нарисована вся карта СССР, а не тот кусок, который бывает обычно. Жора пригляделся: вместо надписи «Беломорканал» было — «Pan terra». Жора вспомнил почему-то, что где-то рядом на стене висел план эвакуации при пожаре. Посмотрел — и там тоже было: «Pan terra».
      — Жора потерял себя, — сказал Жора. — Жора не могу говорить о себе «я», потому что Жора — это не я, а я исчез. А это неправильно как-то. Ведь так же не должно быть?
      Мужичок ничего не ответил.
      Жору вдруг осенило: «А Жора ещё думаю, почему никак накуриться-то не могу!» Он попытался пересчитать сигареты в пачке, но ему это не удалось. Как только Жора передвигал сигарету пальцем, она проваливалась в стенку и появлялась с другой стороны, и непонятно было, то ли это две разные, то ли одна, то ли та, которую уже считал? А на ощупь не чувствовалось ни одной — было пусто.
      — Вот как это понять? А, отец?
      — Галлюцинация, наверное. Можешь выкинуть, — равнодушно сказал мужичок, даже не посмотрев.
      Жора оглянулся. Джон стоял в углу, изображая из себя калеку, и смотрел Жоре в глаза. Жора показал ему кулак, но Джон продолжал стоять.
      — Пачка сигарет — она есть и её одновременно нет. Это только полные шизофреники считают, что «земля одна», «для всех». Вот же доказательство! Жора вижу предмет, а его на самом деле нет. Причем Жора-то знаю, что он точно есть, а ты, отец, его не видишь. Дуализьм, бляха-муха! И где тогда истина? Жора думаю, что и так, и так правильно. Просто смотря откуда посмотреть, с какой точки зрения. Разные системы отсчёта, короче. Понимаешь, в чём дело? То, что Жора вижу — это одно. То, что Жора знаю — это другое. То, что Жора думаю — это третье. Это ведь совсем разные вещи! Почему Жора должен видеть то, что должен? Жора не должен видеть то, что должен!.. Странно как-то — «не должен то, что должен». Просто — «не должен»... Так. Тогда получается — «Жора не должен видеть». Как — вообще, что ли? Получается так... Странно тогда, почему же Жора вижу всё-таки? Раз не должен. Видимо, на свой страх и риск. Никто не отвечает за истинность того, что Жора вижу. Чему же тогда Жора удивляюсь? Раз такое дело, Жора ничему не должен удивляться. Как, опять — «не должен»? Нет, стоп, хватит. Не удивляюсь, и всё.
      Тут Жора заметил, что лежит на полу.
      «Упал, что ли? Видимо, да, потому что больно. Встать бы... Хотя, нет: надо вначале додумать мысль, а то забуду... Пантеру надо найти, вот что! Раз уж она так поразила моё «я». Не, ну ты подумай сам, Жора: влюбился в девчонку и угодил из-за этого в психушку! Ну нормальный человек, нет?.. Шизофрень какая-то. Шизофрения, Жора хотел сказать... Шизофрень, шизофрения...»
      Жора залез обратно на койку, поправил синее шерстяное одеяло, взял газету, но читать было жутко неинтересно. Просто воротило от скуки. Глаза читали, а понять почти ничего не получалось. И не хотелось. К тому же, при попытке Жоры углубиться в чтение, что-то начинало активно летать вокруг, перед глазами, перед ушами, мешать...
      — Юра, а Юра! Ты меня слышишь? Ты... здесь?
      Да здесь я, здесь. Ты, между прочим, тоже Юра.
      — Не люблю, когда меня Юрой называют, — сказал Жора.
      Двое психов с любопытством покосились на него, остальным было всё равно.
      Ладно... Пойми ты: если мы с тобой будем вслух разговаривать — это ж получается, что ты сам с собой разговариваешь. То есть я... И тем более, если мы будем друг на друга орать, то нас... То есть тебя никогда отсюда не выпустят. Мы должны слиться с тобой воедино. Мы же один человек. А один человек не должен отделять себя от себя. И разговаривать с собой. По крайней мере, вслух. Кстати, щас пойдём на обед. Так вот: жрать будем поровну, а не так, чтобы ты всё один схавал, как обычно. Понял?
      — А ты не обломишься, сволочь! — Жора сжал кулаки и помял края газеты.
      Не хами. По морде получишь, и очень даже. А смирительную рубашку, между прочим, на тебя наденут. Это-то тебе ясно или нет? Погоди, не переворачивай, я не дочитал... От меня не убежишь. Шизофреник чёртов! Понял?